Подтащил я его к своей победоносной персоне, влепил несколько пинков — не хрен колдовать, когда моя справедливая персона карать изволит! Ну и начал “пересиливать” эфирное насыщение доспеха прохвоста.

Последнее — занятие не самое простое, но когда начинка доспеха самозабвенно страдает — осуществимое. А через ещё четверть минуты доспех на вражине съёжился, открывая пах. Я концом кладенца примерился, вонзил пыряло, да и оторвал хаму уд. Под корень, как обещал.

Визг стал просто ультразвуковым, а я оторванное кинул на тушу, вполголоса бросив:

— Дома пришьёшь, — после чего отошёл от пробесхвоста и озвучил. — Убивать, кладенец благородный о хама поганя, нахожу излишним. Мой поединок окончен, — отошёл я в сторонку.

Противные очевидцы кинулись к жертве моей праведности, а я, раздвинув доспех на плече, принялся плоскостями воздуха извлекать снаряд. И яд, блин… хотя сам говорил, без ограничений. Хотя неприятно, блин. Гемотоксин, довольно действенный. Но область локализована, будем чистить. Ну а десяток-другой грамм плоти потерял — ерунда.

— Что у вас, Стригор Стрижич? — приблизился спешившийся Горыня. — Поздравляю победой.

— Да отрава неприятная, — цикнул зубом я. — Ерунда, почищу. За поздравление благодарю.

— Отрава, говорите? — нахмурился дядька.

— Да, руду мертвит. Но вы же сами о моих условиях слышали и договаривались, мол, бой без ограничений, — отмахнулся я.

— Так-то так, Стригор Стрижич, да не вполне. Яд против тварей — одно, а против родовичей…

— Зато я ему уд оторвал, — заключил я.

— И всё ж, коль не возражаете, поскольку я свидетель ваш, дайте добро на претензию в Поместный Приказ вашем именем.

— Сами смотрите, Горыня, — наконец, вычистил яд и большую часть свернувшейся крови, ну и запустил Архивом “щадящую” ускоренную регенерацию, тогда как доспех сомкнулся, сводя края разреза. — Мне этим заниматься… да лень, если уж совсем честно, — совсем честно признался я. — И без того дел тьма.

— Займусь, Стригор Стрижич.

— И благодарность моя вам, Горыня.

— Пустое, несложно сие.

На том и распрощались. А девчонки, засони такие, ещё и не проснулись. Впрочем, дело их, обычно, видно, призывный бурк моего пуза поднимает… или переволновались и отсыпаются, тоже вариант.

Но проснулись, порадовались моей победе над прохвостом. И читали, в салочки играли, да и не только. В общем, время провели приятно и весело.

А на следующий день я Самого Красивого Индрика сводил на охоту. Целую гривну с нас за доступ в заказник содрал жадный егерь! Но ладно, не жалко.

Нашёл я цветочек поароматнее, развалился под дубом, принялся напевать с некоторой ностальгией:

Приятно вспомнить в час заката…

Приятно вспомнить в час заката

Любовь, забытую когда-то.

Полезно вспомнить в час рассвета

Слова забытого поэта:

Щедра к нам, грешникам, земля.

А небеса полны угрозы.

И что-то там еще тра-ля-ля-ля…

Перед грозой так пахнут розы.

Мы знаем все, ведь мы не дети,

Опасно жить на белом свете.

Но как не жить на свете белом,

Коль любишь жизнь душой и телом.

Щедра к вам, грешникам, земля.

А небеса полны угрозы.

Кого-то там еще тра-ля-ля-ля…

Перед грозой так пахнут розы!

Хорошая песенка, факт. А Индрик, пока я распугивал окрестную живность прекрасными звуками своего вокала, отловил какого-то лютого лося, чуть ли не с него размером. Треть сожрал по дороге, а две трети припёр мне.

— Пожри хозяин, не завывай так грустно! — отмыслеэмоционировал акул.

— Я очень весело завываю! — возмутилась моя музыкальность.

— Всё равно, пожри и не завывай.

— И тут критики, даже в лесу от вас не спрячешься, — посетовал я. — И сам своего лося жри. Не буду петь, блин.

— Вот и хорошо, вот и сожру, — довольно заключил акул.

А через пару дней я припёрся в Паучатник, на тему того, что мне Тенетница припасла в плане задания. Дама сидела в своём паучатнике, буркнула мне:

— Блага, Стигор. Ты вовремя.

— Как звала, так и явился, — пожал плечами я. — Что за дело-то?

— Тебе привычное. В Пущу надо сходить. Точнее, провести пару моих родичей и пару Ладычей.

— Хм, — задумался я. — Глубоко? И в какую?

— Алтырную, — потыкала Тенетница в живой гобелен-карту на стене. — Тарпаном за полдня доберётесь. А глубоко… в сердце, конечно, — пожала она плечами.

— Нет, — отрезал я, а на вопросительно поднятую бровь уточнил. — Я, один, — потыкал я себя в грудь, — год пробовал пробиться до сердца. Еле выжил.

— Интересно. А докуда доходил, не покажешь? — потыкала она в гобелен.

Ну я решил, что скрывать данный момент не стоит, потыкал на карте — наша, “Болотная” Голодная Пуща на гобелене была отмечена, как и весь материк.

— Изрядно, но Стригор… не делай этого более. Сам помрёшь — обидно, но ладно. А вот всем, и родовичам и людишкам, худо сделаешь. И своим, из Лога! В общем, слушай.

И выдала Тенетница мне такой расклад, без подробностей, но вполне во мне известное укладывающееся. Итак, Пуща — квазиорганизм. Всех органов Тенетница не назвала, но вторжение в определённый “защитный периметр”, для начала, вызывает ответную реакцию “стражей”, которые этот периметр и не покидают. Обычно.

Если нанести этим стражам урон, Пуща начинает наращивать сопротивление. А если их перебить слишком много… Ну в общем НЕХ неубиваемый станет “стандартом” с прочей жутью глубокой Пущи. И в гости, к примеру, в тот же Лог зачастит. А в глубокой Пуще совсем жуть запредельная копошиться начнёт. Вроде бы временное явление, реакция на “прорыв”, но за временность эту выкашивает на сотню километров от пущи всё: людей, зверей, подчас и растения.

Но и это не самое поганое. Если Воздушный Владыка, в моей роже, продолжит пробиваться, причём успешно, сквозь уже “совсем жутей”, Пуща ответит. Или ещё не встречающимися, “законсервированными” тварями. Или сама создаст наиболее действенное, в ответ на прорыв. Тут Тенетница честно сказала, что не знает, а эксперименты экспериментить психов нет.

Поскольку НЕХ “нового образца” появится во всех Пущах материка. И ОЧЕНЬ повезёт, если в глубокой Пуще.

То есть, не рукосуи боярские в геномомешалку палочкой потыкали, озадаченно почесал затылок я. А к сердцу Пущи те же Владыки всего рвались, лихость являя. Дохли, скорее всего, но остальным подкидывали свиноту эпических размеров.

И, кстати, тоже может быть одним из причин отсутствия программы “наштампуем Владык”, отметил я.

— Да я и так, в общем-то, лезть перестал. Там в пыль надо деревья, землю и воздух перетирать, — озвучил я. — Только скажи, Тенетница — а как мы, по-твоему, должны “в сердце Пущи попасть”?

— Лихычи, Стригор. Пуща мирной будет, почти… Ну сам увидишь и поговоришь, время будет. Там часть тварей, — поморщилась Тенетница, — не поддаются. Мало таких, к счастью, но есть. Воздушный Владыка совладает, да и, надеюсь — без потерь, а то каждый год родовичей теряем.

В общем — Пуще меня скармливать не собирались, на что указала и парочка имперцев лет пятидесяти, такие, в возрасте уже, по-моему — супруги, хотя леший… нет, поминать этого товарища перед походом в Гиблую Пущу — не стоит, хоть и не суеверный я.

В общем, были в пуще не раз. Зачем нам тудыть — Tенетница отрезала “сам увидишь”, но я, похоже, догадался. А на месте увидим.

И отбывать нам нынешней ночью, порадовала Тенетница, отпустив взмахом руки.

А я с Твёрдом и Тихой направился в какую-то жральню, где спутников стал теребить, на тему, а что за твари “не поддаются”. Потому как жить, с чего-то, очень захотелось.

26. Пущная мануфактура

Общалась парочка со мной довольно благожелательно. Некоторое снисхождение проявляли, но такое, фоновое, скорее нормальное для полувековой парочки по отношению к семнадцатилетнему. Не чрезмерное и терпимое, скажем так.

А вот рассказы их мне… ну не то, чтобы не понравились. Но лешего я зря поминал, факт.