— Срочно прекращать не о том уде думать! — возмутилась моя барственность. — Думать о том уде, что надо, велю так!

Ну смех смехом, а за час до рассвета меня разбудил скребёж в двери. Хоть девчонок не разбудил, скребун злостный, блин! И вообще — повезло, что и так, и так поднимался. И вообще — кому тут не спится в ночь глухую, высунул я недовольную морду лица за порог.

И скребун оказался из категории первых несплюнов. Может в чём-то и третий, хрен знает, не проверял.

— Блага вам, Стригор Стрижич, — выдал парень лет под двадцать, с сулиманом.

— Блага, — сделал я ручкой, благо парень родовичем не был. — Надо чего в рань такую? — полюбопытствовал я, поиграв в гляделки со звёздами и орбитальной базой.

— Прощения просим, Стригор Стрижич, наказ был непременно передать вам послание до поединка, чтоб ознакомиться успели.

— Опричный Приказ? — прикинул я всех, кто мог прислать мне цидулю костяную.

— Точно так, Стригор Стрижич.

— Ну… молодец. Наверное. Местами, — пребывал в сомнениях я. — В общем, считай — передал, — подытожил я и скрылся в недрах флигелька.

А то вроде этот паренёк — не особо третий, но — а ну нафиг на улицах в ночи торчать. Там точно этих третьих орды несимпатичные, а мне их хоронить толком негде.

Пластинка же отдавала уже знакомым эфиром (очень знакомым — всё же наш с Тенетницей “танец” вышел как предельно интимным, хоть и без эротики, так и очень познавательным) и содержала такую информацию:

Блага тебе, Стригор Стрижич!

Имперский Род выказывает тебе просьбу, сохранить, по возможности, жизнь старшего дьяка Поместного Приказа, Рарсила Рарожича, в силу нужности его в деле службы Империи. Просьба сия за неисполнение её своё последствий не повлечёт, за исполнение же буду искренне благодарна.

Г.И.О.П. Тенетница.

П.П. На месте поединка будет ждать дьяк Опричного Приказа Горыня, коли свидетель поединка тебе понадобится.

Нууу… в принципе — и так прохвоста хамского убивать не собирался. Ну “искреннее спасибо” порадовало, да, хмыкнул я. Ладно, в целом — понятно. “Не будет ли любезен многоуважаемый джинн не убивать пьяного придурка смертью?” — примерно так.

А вот что интересно — второе сообщение от Тенетницы, на костяной пластине, официальный со страшной силой документ — но написан в чисто “разговорной” манере. То есть, это — вообще на “ты”, как мы и общаемся лично. Занятно, но, скорее всего, объяснимо потоком документооборота и положением дамочки — она реально не заморачивается, “вижу и пишу”, скажем так. Ну — меня не оскорбляет, а оскорблённых и обиженных Паучиха и сама схарчит, если разобраться.

Ну а “свидетель”… И контроль, и помощь, факт. Всё же Тенетница, похоже, воспринимает мою симпатичную персону как ценный актив, что и разумно и… да не напрягает, а нормально. Владыки стихии реально на обочине в пьяном виде не валяются. А реверансы, не слишком значимые — естественное “принюхивание”. То есть то, что я прямо сказал: “Знания — работа”, это одно. Но “тёплые отношения” — вещь ой как нелишняя. Ну и в рамках вполне терпимого некую подмогу оказывают. Приму, решил я. Должен нихрена не буду, потому что это — именно реверанс-поклон, не более.

Вышел я, значит, из флигелька, за четверть часа до рассвета, девчонки спали, что и к лучшему. Взгромоздился на Индрика и направился к уже известному мне месту “близ капища всех богов” — отнорок-рощица, где столенградские родовичи изволили выпускать друг другу кишки, прожаривать мозги и совершать прочие дедушке Дарвину угодные деяния друг с другом.

Горизонт самым соответствующим времени образом розовел. А вот неподалёку от рощи, верхом на горбатом щучьем сыне, пребывал имперец лет тридцати. В “столичном” одёжном коде — без биодоспеха, но с троицей пырял на “подвязке”.

— Дьяк Опричного Приказа Горыня, — слегка поклонился он. — Свидетель вашему поединку потребен, Стригор Стрижич?

— Я, — вежливо кивнул я в ответ, представившись. — Думаю — не помешает. Благодарю, — на что Горыня просто кивнул и замер.

Эфиром невежливо в мою сторону не фонил, природами всяческими любовался — хороший человек, поставил диагноз я. Пока своими гадкими деяниями не докажет обратного.

А уже с подъёмом солнца приковыляла троица из хамского прохвоста на щучище и пары каких-то там несимпатичных типов.

— Проследуем! — хамски выдал Рарожыч, правда, глазёнками подлючими забегал.

Ну как же, вызывал какое-то быдло жопомирное, а у этого быдлы в свидетелях — аж цельный имперец.

— На хер проследуйте, — вежливо пожелал я. — Товарищи наши обсудят поединок, я подожду, а вы на хер можете сходить, — развернул я пожелание.

Рарожич начал надуваться, я уж рассчитывал, что прям на месте и лопнет, до поединка не дотянув. Но справился, сдулся, зашушукался со своими подлыми помогальщиками.

— Какие у вас требования, Стригор Стрижич? — вполголоса поинтересовался Горыня, передвигая щучища ближе ко мне.

— Никаких ограничений на методы ведения поединка, — также вполголоса ответствовал я. — Как вызванный имею право. Плоть и чародейство. Ну а что до смерти — сам этот прохвост вызов кидал.

— Понятно, но смерть этого… кхм, прохвоста…

— Помню, Горыня, помню. Постараюсь не убить, — честно ответил я. — Но покалечу точно — тут уж…

— Вы и убить вправе, Стригор Стрижич, — понятливо кивнул имперец. — Пойду, договорю.

Договорился со свидетелями Рарожича, выдвинулись к бережку ручейка. А Горыня что-то хмурился, подал ко мне щучища и совсем тихо произнёс.

— Странное что-то, Стригор Стрижич. Будьте осторожны.

— Благодарю, — задумался я.

То есть, понятно, что почуял пучеглаз какую-то непонятку, с боем связанную, но не точно — непосредственно “навалимся толпой и вырежем нахрен” вражины не думали.

А что могут… да ничего, по большому счёту, прикинул я. Разве что реально толпой на одного. Но, во-первых, не факт, что справятся. А, во-вторых, Горыня присмотрит. Ну а что подпевалы имперского чина немалых званий попрут охреневать в атаке на имперца… Антинаучная фантастика, заключил я, начиная, на всякий, эманировать эфиром.

Подъехали на бережок, спешились. Рарожич, с мордой противной и хамской, в биодоспех был запакован, кладенцом не пренебрёг.

Ну и по команде вскинул руку, показав жерло какого-то странного самострела, короткого и толстого, из доспеха показавшегося. Я начал резко смещаться, но прифигел немного — ни такого типа “ношения оружия”, ни такой “модели” какой-то… композитной…

В общем, зря я изучать начал. Хотя, с другой стороны, и если бы не изучал — нихрена бы не изменилось, к подобной атаке я был не вполне готов.

Потому что стреляло Рарожича разразилось облаком прозрачных осколков, сияющих тёмно-багровым пламенем энтропийной плазмы.

Дробовик, как он есть, поморщился я от пробития осколком плеча. Это я молодец и шустрый, что сместился: большая часть “картечи” ушла в место, откуда я начинал поединок, почти весь остаток поглотили пластины воздуха. А вот один, блин, прошёл доспех, как бумажный, оставив обугленный шрам. Энтропия и огонь, мдя. Но, с другой стороны, эфир потерял, так что в левом плече у меня не слишком большая хрусталяшка. Неприятно, но даже не больно почти.

Ладно, пойду прохвоста мучить и калечить, рванул я к Рарожичу, явно грустному от результата выстрела. Правда, не слишком, на попадание довольно зыркнул. Но тебе это не поможет, отметил я.

И начал наносить режущие удары кладенцом, сдвигаясь вокруг Рарожича. Тот хамски ловко отражал, пытаясь своё стреляло запустить, но тут я не стал рисковать и начал, не прекращая взмахи кладенца, гвоздить по самострелу-картечнице. Перерубил, но продолжил долбить, так что через четверть минуты…

Блин, я глазам не поверил — это, блин, родович! — дядька выпустил кладнец и с визгом вцепился в надрубленную руку!

А вот моя лапа… гадство, отметил я, просто перекрывая нахрен участок кровообращения. Позже разберёмся.

Да и сбил визжащего, как гимназистка, дядьку на землю, подцепив за ногу кладенцом. И стал подтягивать к себе. Дядька визжал, но попытался использовать круги. Правда, они у него “срывались”, совсем терпеть не приучен долгими чиновничьими тяготами.