— И нету, — закончил я, понимающе кивнув. — Благодарю за разъяснения.

— Пустое, — отмахнулась Храбра. — Ныне нам путь лежит в родовое городище, Стригор Стрижич. Так что…

— Готов к нанесению оскорблений, — отрапортовал Храбре. — Со страшной силой и действием, — подумав, дополнил я.

В родовой квартал мы попали по предъявлению ярлыка беспрепятственно, правда, один из Чернобожичей скривился, а ветер донёс до меня бормотание “ещё одна”.

Последнее я говоруном Храбре доложил, на что она еле заметно кивнула. И доехали мы до избы градоначальника — довольно высокого, но не широкого, метров тридцать в основании кораллового шпиля. Угольно-чёрного, с отливом, куда деваться.

И вот тут нас поджидал облом: стражи, пара чернобожичей, на ярлык покивали, но нашу компанию послали. Не слишком матом, но не слишком приветливо:

— Чернослов Чернобожич занятый пребывает, — пуча на нас бешеные глаза, выдал один из стражей. — Сие для служак имперских ярлык, а не для него, — потыкал он перстом в пластину. — Коль нужда у вас до градоначальника нашего — обращайтесь с прошением, он рассмотрит и дозволение вас до него допустить даст. Или нет, — пожал страж плечами.

— Мне потребен не Чернослов Чернобожич, а господин Рост, глава имперской мануфактуры, — заносчиво выдала Храбра.

— Ну так нет его тута, ищите, где есть, — отрезал второй страж.

Препираться с ними Храбра не стала, а очень неторопливо двинула горбунка по дороге. При этом фоня эфирными волнами телепатией и досадливо морщась.

А я прикидывал. В целом — Чернобожичи вообще и Чернослов ентот были в своём праве. Они Императору ни подданые, ни на службе имперской. Родовичи на родовой земле. И всё тиунство Храбры на пороге родового квартала заканчивается. Был бы Навьград как Росток — то возможностей у тиуна было бы до хрена. Но Навьград “завис” в подвешенном положении, ну и Империи, Императору, а тем боле тиунам каким-то там нихера не должен. Де-юре, по крайней мере, но тут или экспедиционный корпус, или хрен знает как.

— Клятые психи, — с расстроенным видом в сердцах бросила Храбра. — Ни лешего ни чую, — почти пожаловалась она.

— Ищем этого Роста? Точнее — имперца в этом здании? — уточнил я.

— Да, Несмеян не врал, — ответила Храбра, с интересом на меня уставившись.

— Могу проверить, — решился я. — Если есть имперец в здании — почую. Надо?

— Надо, Стригор Стрижич. Весьма обяжете, — поклонилась Храбра.

Не слишком низко, но вполне уместно “услугу оказывающему”.

— Пустое, — слегка улыбнулся я, возвращая её же фразу.

И начал выдыхать воздушный эфир. Здание, конечно, пропитано энтропией, но у меня ветер, а не ажурность ментальная. Кроме того, мой эфир — не метод познания, а метод передачи метода — интерпретирует данные Архив. В общем, минут за десять, надышал я эфира достаточно.

— В здании только Чернобожичи, — озвучил я.

И только получил кивок от Храбры, как в нашу сторону почти бегом рванула троица Чернобожичей. И добежали, весьма бодро. Пара привратных стражей и некий тип, чуть старше.

Вот хрен знает, что за тип. Но если в рамках рода дифференциация властных полномочий определяется степенью бешености и выпучивания буркал — то охрененно главный тип, факт.

Впрочем, и в плане эфира дядька был силён. Но мои выводы прервал его рёв:

— Совсем имперцы страха не ведают! Ты, шлюх…

А на этом месте его рёв прервал мой меткий плевок. Моя работа, как-никак. Плевок вышел знатный, утверждающий мою могутность и плевальную доминантность.

Дядька в выпученными буркалами и заплёванной рожей аж на задницу на мостовую шмякнулся. А стражи дёргаными движениями задёргались, за кладенцы ухватились, эфиром пыхнули… И переглянулись. И замерли.

Вот психи-то психи, но поняли, что не нападение это. Ну, впрочем, посмотрим, что от плевков оттёртый изрыгнёт.

Оплёваный оттёрся, вскочил, ну и начал изрыгать:

— Поединок, немедля! Хам, невежа…

— А я — Стригор Стрижич, господин Хам Невежа, — вежливо представился я в ответ.

И несколько даже забеспокоился — Хам Невежа рожей не побагровел, а реально почернел. И буркалы свои бешеные не терял лишь с помощью эфира — настолько они были вытаращены.

— Ыыыы… — проревел-прошипел он.

— И да, слова поносные в присутствии родовишен благородных только Хам и Невежа изрыгает, — дополнила моя куртуазность. — Так что имя вам подходит…

— Черномил Чернобожич я! — проревел дядька.

А я наблюдал именно “почернение”, без шуток. То есть, паразитные потери эфира у Чернобожичей были под стать Дыйечам. Не в “спокойном” состоянии — спокойные психи были родовичи как родовичи.

А вот в бешенстве “энтропия текла по их венам” и фонила в пространство лёгким дымком. То есть он мордой чернел без кавычек — щитовидка в его кровь загоняла черноту, видимую простым глазом. И белки посерели, отметил я.

Ну да ладно, это “косметика”. А по факту — неприятный момент. Связь “эфир-эмоции” работала, это раз. То есть, и так на четверть сильнее меня в плане эфирного органа дядька скакнул в силе раза в полтора.

Далее, немалая часть моего арсенала, как и прочих родовичей, в плане эфирных манифестаций на Чернобожича хер подействует, это два. Не вообще, конечно — но эфирные воздействия этот бешеный темнокур просто деструктурирует на подлёте, паразитными потерями.

Попробую, конечно, но хрен работать будет, признал я. Тем временем Чернобожич со своим “чёрным бешенством” если не справился, то взял под контроль. Рявкнул на одного из стражей, тот и убежал.

Посмотрел на меня — аж затрясло его, звуки стал странные, то ли воющие, то ли мычащее издавать. И пыриться на второго стража, в мою персону граблями своими неприличными помахивая.

И оказалось, мысленно хмыкнул я, что эти подвывания и пантомима несут некую смысловую нагрузку. Очевидно, понятную только Чернобожичам, поскольку страж хавало раззявил и стал скороговоркой “переводить”:

— Черномил Чернобожич, товарищ Чернослова Чернобожича, городского главы Навьгада, оскорблён и требует немедленного поединка, — “ыыыыррр!” — закивал на это оплёванный. — Вы, Стрижич, либо его принимаете, либо…

— Да принимаю я, — лениво отмахнулся. — Плоть и магия, до увеч… — “ЫЫЫЫР!” — прервало меня.

— До смерти, Стрижыч, — под ыгыканья оплёванного выдал страж.

— Да и хер с ним, — широко улыбнулся я, на что мне никто не нашёл, что возразить. — Где господина Хама Невежу убивать-то?

— Господин Черномил Чернобожич…

— А представился как Хам Невежа, я точно слышал, — веско покивал я.

Почернели оба, но видно, в стражи брали специальных щитовидных психов, специально обученных к вменяемой коммуникации с разумными. Так что почерневший страж расшифровал мычание-рычание оплёванного, который ещё и слюнями начал брызгать. Кстати, нихрена не попадал, даже не доплёвывал.

Тем временем, вернулся отосланный страж, притаранивший биодоспех, в который Черномил (ну вот ни разу не милый) с некоторым трудом ввинтился. То ли “не попадал” от психов своих, то ли от злобы неправедной его раздуло.

А за стражем топала семёрка Чернобожичей. Очевидно, в историю праведного оплёвывания посвящённые и на меня бешенно зыркающие. Четыре родовича, в возрасте, ну и четыре родовишны, тоже не без него. Но зыркали на мою персону бешено все, хмурились, правда, хоть не чернели.

— Так где поединок-то будет? — повторно уточнил я у стража, приветливо помахав свежеприбывшим.

— Чернослов Чернобожич, волей Чернобога глава Навьграда, — вдруг изрёк самый представительный дядька из подваливших.

Его, конечно, никто ни о чём не спрашивал, но раз уж представился — и я вежеством блискану.

— Стригор Стрижич, Владыка Болотного Лога, — блисканул я.

Ехидная память, хорошо, что про себя, дополнила: высокий повелитель Бергамора, Марралора и Парлота, властелин Лансингтона, Нижних Мхов и Трёх Мостов.

— Поединок ваш без промедления? — уточнил городской глава, на что я кивнул, а Черномил кивнул с рычащим подвыванием. Или подвывающим рычанием — я в чернобожей “внутренней речи” прискорбно неосведомлён. — В таком разе следуйте за мной, сад за управой для этой цели куда как гож, — принял на себя роль распорядителя дуэли голова.